Среди чиновников Государственного банка Российской империи было немало ярких личностей. К их числу принадлежит Николай Павлович Полянский (1852-1921), отдавший службе в банке около 50 лет своей жизни. В его биографии как в зеркале отразились важные вехи истории страны и ее кредитной системы. Он начал работать в Государственном банке в начале 1870-х гг., в эпоху Ламанского, когда в стране начала создаваться современная по тем временам экономическая инфраструктура: открывались акционерные коммерческие и земельные банки, строились железные дороги, возникали крупные предприятия легкой и тяжелой промышленности.

Накануне революции 1917 года Н.П. Полянский руководил одним из крупнейших территориальных подразделений Государственного банка Нижегородской конторой.

По существовавшей в банке практике Н.П. Полянскому, несмотря на дворянское происхождение¹, пришлось продвигаться по служебной лестнице с низших должностей в провинциальных отделениях банка. Впоследствии он поочередно возглавлял несколько из них, включая крупную Нижегородскую контору (в1909-1917 гг.). Благодаря своим способностям и недюжинной энергии он превратил контору в одно из процветающих отделений Государственного банка, заслужив в банковских кругах репутацию прекрасного организатора и компетентного специалиста. Не случайно руководство Государственного банка предлагало ему занять место управляющего Московской конторой, а известный предприниматель Н.А. Второв приглашал войти в правление коммерческого банка И.В. Юнкер и Ко., посулив высокое годовое содержание.

Публикуемые отрывки из мемуаров Н.П. Полянского, написанных в 1919-1921 годах, являются ценным источником cведений о повседневной жизни служащих Государственного банка дореволюционной России. Они посвящены Нижегородскому отделению (с 1913 г. конторе) Государственного банка. Колоритны зарисовки местной торгово-промышленной жизни, интересно описаны взаимоотношения чиновников. К этому времени в повседневном быте высоких банковских чиновников уже стали обычными телефон и автомобиль, а сам Государственный банк работал, главным образом, уже с акционерными коммерческими банками, а не с торгово-промышленной клиентурой, как было прежде.

Если известные мемуары управляющих Государственным банком Е.И. Ламанского и С.И. Тимашева касаются работы в центральном управлении банка (в Петербурге), то воспоминания Н.П. Полянского рисуют многообразную жизнь русской провинции. В них отражены не только личные переживания, рабочие и жизненные ситуации, но и мировоззрение незаурядного банковского чиновника.

Воспоминания Н.П. Полянского прежде не были опубликованы за исключением небольшого фрагмента, связанного с пребыванием в Нижнем Новгороде². Издание мемуаров оказалось возможным благодаря инициативе правнука их автора, Николая Владимировича Полянского, передавшего в дар Музейно-экспозиционному фонду Банка России подлинный текст воспоминаний. Его прадед писал их для детей и внуков, как часто в то время делали представители образованной части общества. Старая рукопись в 294 листа бережно сохранялась в роду Полянских, чтобы когда-нибудь быть опубликованной и прочитанной потомками...

...В Нижний Новгород приехал я 16 июня 1909 года, ровно за месяц до открытия ярмарки.

С отделением ознакомился скоро. Дело по Нижнему мне было известно. После управляющего Ивана Петровича Янкина³ развить операции было нелегко.

По крайней мере заместителю Янкина, моему предместнику Александру Евгеньевичу Гутьеру⁴, в продолжение его пятилетней службы в Нижнем это не удалось.

В отделении я нашел большую переписку А.Е. Гутьера с Центральным управлением Государственного банка по поводу упадка операций в отделении, но положительные результаты не получались. Между тем почва для деятельности была как в постоянном отделении, так и во временном ярмарочном.

Оказалось, что надо было от времени до времени показываться управляющему отделением на Нижегородской бирже и вообще быть попроще и доступнее с нижегородским и приезжающим на ярмарку купечеством и узнавать, какие причины могут тормозить дело.

Учетно-ссудный процент в Государственном банке всегда был ниже взимаемых процентов частными банками между тем все лучшие и солидные векселя поступали к ним.

При сравнении балансовых остатков учетных портфелей частных банков с остатком учтенных векселей Нижегородским отделением Государственного банка, таковое оказалось на последнем месте. Само собой разумеется, оставить так дело было нельзя.

Пришлось энергично действовать, но действовать, конечно, с тактом и без всяких зазываний.

После знакомства с нижегородским купечеством на бирже я начал делать им визиты. Почтенное купечество очень любит, если к ним иногда завернешь как-нибудь совершенно запросто после обедни или после биржи. Надо знать также дни именин и дни именин их жен. Некоторые в эти дни любят принимать - нужно было быть в курсе всего этого.

Через несколько времени, когда меня ближе узнали и в Нижнем Новгороде, нашлось много прежних моих знакомых, так как я большую часть своей службы провел в ближайших к Нижнему городах, мне они сами стали говорить, что нужно было сделать для увеличения нижегородского операционного дела.

"К Вам, говорили, совершенно нельзя ходить. Из Вашего банка гонят вон. Ведь кто у Вас сидит в комитете? одни лишь киты нижегородские! Нет, теперь время китов, на которых держался Нижний Новгород, прошло. Жизнь благодаря банковому кредиту и проникающей в нашу среду культуре идет гигантскими шагами вперед. Нельзя на нас все время смотреть как на маленьких детей. Крупный капиталист где угодно найдет себе кредит, даже и вне Нижнего Новгорода, а вот Вы лучше маленьким помогайте. Ведь если придет к Вам маленький, но порядочный человек и деловитый торговец и Вы ему откроете кредит в 2-3, а то и в 5 тысяч рублей, то ведь он, уходя от Вас, в часовню зайдет и свечку о Вашем здоровье поставит.

Само собой разумеется, что я в банковом деле был далеко уже не новичок. Многое знал и сам, о чем мне говорили, но все же такие разговоры были мне полезны.

Осведомившись о крупных торговых оборотах в селе Богородском Нижегородской губернии и в посаде Павлове в первом по кожевенной торговле, а во втором как фабричном районе железных и скобяных изделий затем, узнав о большой торговле в селе Мурашкине мехами и лично познакомившись с некоторыми торговцами из названных местностей, я пригласил из села Богородского, посада Павлова и из села Мурашкина по одному члену комитета, предполагая в будущем пригласить и еще.

Затем, не беспокоя нижегородских глубокоуважаемых членов комитета, заседавших в отделении несколько десятков лет, увеличил число их новыми тремя членами, имевшими широкое знакомство в нижегородской торговой среде, и не чрез своих доверенных и приказчиков, а личное.

Точно так же я поступил по отношению к временному ярмарочному отделению.

Кроме того, состав служащих Нижегородского отделения оказался не вполне на высоте своего назначения. Некоторые из банковских чиновников грубо обращались с публикой, гоняя без толку от одной форточки к другой; много было лишних инстанций и т.п.

Хотя я стал похаживать по отделению и состав стал как бы подтягиваться, но многие из служащих были совершенно безнадежны.

Ну, думаю, дело здесь дрянь. Разгонять состав служащих без особых причин нельзя, а придется строже редактировать вновь поступающих.

Пользуясь всяким случаем, я стал заполнять открывающиеся вакансии служащими из тех отделений, с которыми служил раньше и лично их знал. Управляющий банком и директор канцелярии Центрального управления пошли мне навстречу. Все мои представления исполнялись.

Единственно, что я находил принципиально недопустимым это делать представления о назначении к себе в отделение контролеров.

Должность контролера в отделении весьма ответственна. Контролер, как и все служащие, в порядке службы находится в подчинении у управляющего и остановить дело, направленное по распоряжению управляющего, не может; но ему представлено особое право делать о своем несогласии с распоряжением управляющего заявления.

Это делается через тех управляющих, с которыми они служат, а иначе заявление примет форму доноса.

Весьма важное значение в отделении имеет бухгалтер. Но обязанности бухгалтера - не только хорошо знать дело и следить за работой служащих и за обращением их с публикой, но и за самой публикой.

Хороший бухгалтер должен по часам знать: кто, когда и зачем в отделение пришел и когда ушел.

Управляющим следует чаще заглядывать в операционный зал. Мне нередко приходилось видеть в зале какого-либо скучающего клиента. Подойдешь к нему и только начнешь с ним о чем-нибудь разговаривать, как ему уже кричат: "Пожалуйте в кассу, Вам все готово".

Особенно стали избегать служащие жалоб на них. Разумеется, бывали случаи, что нервная публика не всегда в своих жалобах права. В каждой такой жалобе необходимо разобраться и конкретно улаживать. К моему удовольствию, жалобы эти стали поступать все реже и реже, а потом и совсем прекратились.

Чрез несколько времени операции отделения так разрослись, что стоявшее в хвосте по своей операционной деятельности вверенное мне Нижегородское отделение Государственного банка по сравнению с местными частными банками заняло первое место; а к 1913 году, ко времени окончания нового для отделения здания, операционный баланс Нижегородского отделения Государственного банка, а также чистая прибыль сравнялись с балансовыми цифрами всех нижегородских банковых учреждений в общей их сложности.

17 мая 1913 года Нижегородское отделение Государственного банка в присутствии Государя Императора Николая II и бывшего в то время министром финансов Владимира Николаевича Коковцова⁵ преобразовано из отделения в контору Государственного банка.

О посещении Государем Императором Нижегородской конторы у меня составлена особая записка.

***

Во временном ярмарочном отделении Государственного банка пришлось увидеть ту же запущенность дела, как и в городском.

Состав членов комитета был огромный, но только на бумаге. На самом деле заседания были малолюдные, так как все члены ярмарочного отделения Государственного банка отвлекались для занятий в частных банках, в которые поступал почти весь ярмарочный учетный материал.

Кроме того, в члены комитета представлялось купечество по традиционному списку. К утверждению представлялось много и таких лиц, которые несколько лет как прекратили свои поездки на ярмарку, и, наконец, из некоторых местностей, которые ведут торговлю с Нижним Новгородом, не было совершенно членов комитета.

К следующей ярмарке, к 1910 году, я за полгода до открытия ярмарки сделал всем бывшим в 1909 году членам временного ярмарочного отделения запросы о том, предполагают ли они прибыть для торговли в Нижнем на предстоящую ярмарку.

И вот, когда из полученных ответов увидел, что многие по изменившейся у них торговле перестали ездить на ярмарку, а некоторые даже и умерли, я пополнил состав ярмарочного комитета торговцами из тех местностей, откуда не было в комитете представителей, еще несколькими новыми лицами, осведомленными с нижегородской ярмарочной торговлей.

Дело с каждым днем начало расти. В газетах как нижегородских, так и столичных стали появляться заметки, что кредит в ярмарочном отделении Государственного банка стал вполне доступен; что Государственный банк переменил в этом отношении свою политику; что банковские чиновники во временном отделении стали неузнаваемы - публика отпускается быстро, длинные "хвосты" пред кассами и операционными форточками отошли в область преданий и т.п.

В 1909 году, первом по управлении мною Нижегородским ярмарочным отделением, было учтено векселей в два раза больше, чем в 1908 году. Затем с каждым годом операции стали расти, а вместе с сим и моя популярность как банкового деятеля.

Начали обо мне поговаривать и в Москве. Ведь Нижегородская ярмарка кишит москвичами.

Как-то во время одного из моих приездов в Петербург встречаю я у Клавдии Петровны и Алексея Владимировича Коншиных (Алексей Владимирович был в то время управляющим Государственным банком)⁶ бывшего моего сослуживца по Государственному банку директора Волжско-Камского коммерческого банка Василия Васильевича Виндельбандта. Затем получаю приглашение навестить его.

По приезде моем в Волжско-Камский банк Василий Васильевич сказал:

"Не желаете ли Вы, Николай Павлович, перейти на службу к нам, в Волжско-Камский банк? Ведь частная служба оплачивается значительно лучше государственной, а мы могли бы в данное время представить Вам хорошее отделение. У нас открывается вакансия в Харькове, а Харьковское отделение считается одним из лучших, да и город Харьков хороший. Ну, что Вы на это скажете?"

Я горячо поблагодарил Василия Васильевича за предложение, но сказал, что, к моему большому сожалению, должен отказаться.

Причиной сему то, что операционная деятельность Нижегородского отделения Государственного банка за последнее время сильно развивается и что все цифровые данные за то, что оно после постройки нового дома для отделения, председателем строительной комиссии которого я состою, будет преобразовано в контору.

Дом строится в древнерусском стиле в память трехсотлетия Дома Романовых. Ко дню окончания постройки ожидается приезд в Нижний Новгород Государя Императора. С преобразованием же отделения в контору я в служебном отношении буду совершенно устроен.

"Ну, Николай Павлович, очень жаль", ответил мне Василий Васильевич, - "Все же я советую Вам, пользуясь сделанным предложением, познакомиться с Петром Львовичем Барком⁷ и Александром Флегонтовичем Мухиным"⁸.

Мухин мне сказал, что они предложили мне лучшее, что в данное время только могли, и что в Харькове я одновременно был бы назначен агентом Северного страхового общества, дающего заработок не меньше службы управляющим. Раскланявшись с Мухиным, пошел к Петру Львовичу Барку.

Петра Львовича я знал по службе в Государственном банке. Он меня вспомнил.

Я ему сказал приблизительно то же, что и Василию Васильевичу Виндельбандту.

- Да, ответил мне Петр Львович, - я вполне понимаю, что в данное время для Вас затруднительно принять наше предложение. Ну а если в будущем мы Вам сделаем предложение в Петербург или в Москву, Вы тоже откажетесь?

- Нет, говорю, - тогда не откажусь.

Итак, пока до свидания, Николай Павлович. Мы будем иметь Вас в виду: или в Петербург, или в Москву.

На этом мы и расстались.

Спустя несколько времени и при других совершенно обстоятельствах Петр Львович Барк, вероятно, о своих мне словах вспомнил.

Управляющим Государственным банком уже был Иван Павлович Шипов⁹. Новый дом в Нижнем Новгороде построен, и отделение преобразовано в контору Государственного банка.

Весной в 1914 году уходит из Москвы управляющий Московской конторой Государственного банка Александр Иванович Светлицкий¹⁰ в члены правления Волжско-Камского банка. Петр же Львович Барк был уже с год министром финансов.

И вот я получаю из Петербурга телеграмму о том, что Управляющий банком предлагает мне назначение на должность управляющего Московской конторой.

Само собой разумеется, что Иван Павлович Шипов, выдвигая меня на виднейшее место по ведомству Государственного банка, озаботился предварительно заручиться на это согласием министра.

Думаю, что здесь Петр Львович меня и вспомнил, а также и сказанные им слова о Москве или Петербурге.

Все мне говорили, что с отказом от Москвы я поступил неосмотрительно. Но, во-первых, я был очень утомлен срочной постройкой к приезду в Нижний Новгород Государя нового для отделения дома. Громадное здание, выросшее из земли в два строительных сезона, несомненно, лучшая постройка в древнерусском стиле во всей России. Постройка была связана с множеством детальных условий стильности здания, с большими чеканными работами дверей, эмалевых черепичных медных крыш над шатрами, художественной росписью потолков, железобетонных работ по устройству сводов, сложных железных форм при покрытии здания и, наконец, художественной чеканной работой по мраморной облицовке здания.

Приходилось работать не только днем, но и по ночам. Дом во время зимних работ был зашит в обшитый кошмой деревянный чехол с устроенными в чехле железными печами и электрическим освещением. Затем столько было разных задержек с поступлением на постройку мрамора для облицовки. Между тем все работы были спешные и одна в зависимости от другой.

Одним словом, меня как председателя строительной комиссии рвали на клочки. А тут нет-нет да приедет из Петербурга бывший в то время управляющим Государственным банком Алексей Владимирович Коншин и начинает подгонять:

- Я о том, что дом будет готов, доложил уже министру финансов, а министр Государю. Если мы с постройкой не успеем, то и мне, и вам, Николай Павлович, придется уйти в отставку.

Предварительная смета расходов составлена была очень скупо. Это из нежелания, вероятно, лишних пересудов о стильности постройки. Нужно было очень экономить. В этом отношении мы дошли чуть ли не до скаредности.

Я и теперь невольно краснею, когда, осматривая банк, один из французских инженеров, бывший в Нижнем вместе с представителями Французского национального банка, постучав рукою по деревянному подоконнику в большом зале, обращаясь к одному из них, сказал:

- Этого я никак не мог ожидать! Камня, кажется, в России много.

Этими подоконниками здание Нижегородской конторы обязано архитектору-наблюдателю - архитектору Московской конторы Государственного банка гражданскому инженеру Богдану Михайловичу Нилусу¹¹.

- Хотя Вы милый и веселый человек, Богдан Михайлович, но знайте, что этого я Вам не прощу никогда.

Вся постройка, кроме покупки места, обошлась около девятисот пятидесяти тысяч рублей. Всякий хотя немножко понимающий в строительном деле человек скажет, что это удивительно дешево. Еще в то время, до войны, этот дом ценили в 2-3 миллиона рублей. Особенность же этого расхода для Государственного банка еще и та, что большинство строящихся домов в провинции затрагивают средства Центрального управления, дом же в Нижнем Новгороде оказался построенным за счет развившихся операций отделения. Все расходы по постройке были покрыты собственными прибылями отделения с большими в пользу Банка остатками.

Я в шутку иногда говорил, что этот дом Государственному банку с моей стороны подарок.

Разумеется, после такого утомительного дела мне хотелось хотя бы годик-другой отдохнуть и посидеть в Нижнем. Квартира вышла у меня прекрасная. При доме разбил хорошенький садик. Посадил много цветов. Чтобы не вывозить из-под фундамента и при планировке двора землю, сделал в саду живописную, с вьющейся дорожкой горку. На горке поставил скамеечку, посадил вишневые деревья и ягодные кусты: малину, красную и черную смородину, крупный штамбовый крыжовник, развел клубнику Викторию и устроил грядку со спаржей. Выстроил маленькую тепличку.

Одним словом, из грязной навозной и мусорной площадки, загроможденной остатками щебня и прочего, вышел чудный культурный садик.

Я не честолюбив, карьеру делать не собирался. Знал, что Нижний Новгород или Москва - предел моей службы по ведомству Государственного банка. Года мои, чтобы прыгать с места на место, стали не те. Правда, Москва дала бы мне больше козырей для перемены государственной службы на частную, которая лучше оплачивается, но это при желании всегда можно было бы сделать и из Нижнего.

В Нижнем Новгороде я мог жить, не выходя из своего бюджета, между тем как в Москве все бывшие управляющие там проживались. Управляющие частными банками оклады в Москве получают огромные. Тягаться с ними в сношениях с московским купечеством было бы непосильно между тем нам, управляющим, надо везде бывать, а также принимать у себя и участвовать в общественной жизни, что, несомненно, стоит денег.

Частые переезды из города в город для меня как человека многосемейного крайне разорительны. Банк путевые пособия выдавал очень скупо. Мне никогда этих пособий не хватало. При переездах я всегда входил в долги и в конце концов принужден был заложить имение жены.

При жизни же в Нижнем Новгороде, получив должность управляющего конторой, а также при ежегодных ярмарочных пособиях я не только получил возможность сводить концы с концами, но понемногу каждый год что-нибудь откладывать на выкуп заложенного имения жены.

Этот долг очень меня тяготил. Я моих родителей за прожитые ими состояния никогда не позволял себе упрекать даже и мысленно, а нынешние дети совсем другие, чем были мы. Зная себя по отношению своих детей совершенно безупречным, всякие нарекания с их стороны были бы для меня невыносимо тяжелы. Я счастлив, что имение мне удалось выкупить. С радостью повторяю это еще раз.

Взвесив все эти обстоятельства, я уже после телеграммы в Петербург о моем согласии послал Управляющему Государственным банком Ивану Павловичу Шипову письмо. Изложив в этом письме все тревожившие меня обстоятельства, я в заключение сообщил, что, представляя себя в его распоряжение, я все же с большим спокойствием остался бы в Нижнем Новгороде.

Получив мое письмо, Иван Павлович немедленно мне ответил, что доводы мои он вполне разделяет и что докладывать министру финансов о назначении меня управляющим Московской конторой не будет.

Конечно, в смысле служебной карьеры по ведомству Государственного банка мой отказ был большой ошибкой. Положение управляющего конторой Государственного банка в Москве, в крупнейшем нашем торговом центре огромное. А главное еще и то, что служба в Москве дала бы мне возможность приобрести еще больший круг знакомств в торгово-промышленной среде.

Но все, что на этом свете ни делается, делается к лучшему. Точно так же в конце 1917 года меня не было бы в Москве, как нет теперь в Нижнем Новгороде. И точно так же я был бы совершенно разорен. Да и вообще трудно говорить о том, чего не знаешь.

...Временное ярмарочное отделение Государственного банка открывалось ежегодно 23-го июля и продолжало свою деятельность до 5-го сентября.

Слух о предстоящей войне дошел до меня в последние дни нашего пребывания в Ильине. А затем, когда я возвратился в Нижний, последовал сам факт объявления войны.

На ярмарочных торговцев, в особенности москвичей, да и на всех остальных начавшаяся война произвела потрясающее действие.

Банки, как столичные, так и провинциальные заволновались. Посыпались циркуляры об осмотрительности, сдержанности, осторожности, сокращении кредитов и т.п. Товара же на ярмарке оказалось в привозе много.

Вследствие принятого частными банками направления к своим активным операциям купечество стало страшно нуждаться в кредите и стало уже поговаривать о грядущих банкротствах.