Евгений Иванович Ламанский (1825-1902), известный ученый, экономист и государственный деятель второй половины XIX века.
Родился в семье влиятельного петербургского чиновника - директора Кредитной канцелярии И.И. Ламанского. После окончания Царскосельского лицея (1845 г.) служил в Государственной Канцелярии, в Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, в Министерстве финансов. В 1857-1858 гг. изучал за границей деятельность западноевропейских центральных банков. В 1859 г. член особой комиссии для рассмотрения финансовой стороны крестьянской реформы. В 1860 г. назначен товарищем управляющего Государственным банком, в 1867 г. - управляющим. Е.И. Ламанский по праву считается основателем этого кредитного учреждения, является автором его первого устава (1860 г.). Занимал пост управляющего Государственным банком до 1881 года. По существу, определял банковскую политику в России в 60-70-х гг. XIX века.
Е.И. Ламанский был последовательным сторонником фритредерства, представители которого отрицательно относились к ограничению государством экономической свободы частных лиц. Как управляющий Государственным банком он способствовал образованию и распространению акционерных коммерческих банков, явился инициатором создания первого в России общества взаимного кредита (1864 г.), оказывал содействие многим частным банкам.
Наиболее известные научные работы Е.И. Ламанского "Исторический очерк денежного обращения в России" (1854 г.) и "Статистический обзор операций государственных кредитных установлений с 1817 по 1852 года (1854 г.)". За эти исследования он получил премию от Географического общества и был избран членом-корреспондентом Императорской Академии наук.
Воспоминания Е.И. Ламанского были записаны в 1890 г., впервые частично опубликованы в альманахе Русская старина в 1915 году.
Несмотря на то, что со времени написания воспоминаний прошло более века и представления о некоторых аспектах развития денежно-кредитной системы в наше время основываются на иных теоретических положениях, взгляды Е.И. Ламанского, прежде всего касающиеся принципов устройства центрального банка страны, остаются для России весьма актуальными.
Отрывок из воспоминаний Е.И. Ламанского публикуется в сокращении, в современной орфографии и пунктуации.
Печальное положение нашей денежной системы коренится в недостатке у нас правильных понятий о самых основаниях, на которых должно покоиться денежное обращение. В России ни взгляды правительства, ни общественное мнение не пришли к тому ясному и не подлежащему никакому сомнению в чужих странах сознанию, что государство не может делать денег, что деньгами могут служить только те из товаров, которые имеют везде определенную цену, неизменяемую от времени до времени. Таким товаром везде признаются металлические или, говоря в тесном смысле, золотые монеты, все же бумажные кредитные знаки, банковые билеты и т.п. суть только представители этого товара и имеют цену постольку, поскольку можно получить за них всеми признаваемый товар - золото. У нас же, напротив того, существует понятие, широко распространенное как в народе, так и в правящих кругах, что бумажные деньги зависят только от того значения, которое придает им правительство. Неудивительно при таких условиях, что все серьезные меры к восстановлению денежной единицы, к упрочению монетной системы являлись крайне несимпатичными в русском народе. В известных слоях общества сложилось даже убеждение, что падение курса кредитного рубля приносит известную выгоду. смешение в этом отношении понятия дошло до того, что и сами лица, управляющие финансовыми делами, опасаются повышения денежного курса. Бесспорно, быстрое изменение денежного курса нежелательно, но видеть в его повышении какую-то потерю для страны более чем странно.
При таком, совершенно ложном, взгляде на денежное обращение и существо самих денег понятно, что и самые нормальные меры, которые были в этой области намечаемы, не могли привести ни к какому результату. Нередко приходится слышать: К чему погашать долг правительства Государственному банку; разве банк не то же правительство. Даже профессора с кафедр говорят у нас: Какой смысл делать займы для уплаты долга Государственному банку Этот долг не требует уплаты процентов, зачем же заменять его путем займов процентным долгом. Лица, так рассуждающие, очевидно, забывают, что вследствие расстроенного неумеренными выпусками кредитных билетов денежного обращения мы ежегодно видим в нашем бюджете такие расходные статьи, которые не имели бы места при нормальных условиях, а именно на приплату курсовой разницы по заграничным платежам.
При указанном положении дел курс кредитного рубля, несмотря на самые благоприятные экономические и торговые условия, несмотря на возвышение нашего кредита за границей, вызванного, впрочем, не столько нашими усилиями, сколько скоплением капиталов на иностранных рынках, не превышает до сего времени 67 коп. С другой стороны, денежное кредитное обращение не выходит из суммы 1046 млн. руб., признаваемой чрезмерной по сравнению с потребностями. Эта сумма при сопоставлении ее с наличностью звонкой монеты, хранящейся в разменном фонде, все-таки составляет долг в сумме до 568,5 млн. руб. по кредитным билетам коренного выпуска и в сумме 266 млн. руб. по кредитным билетам временного выпуска, также не обеспеченным соответствующими отчуждаемыми ценностями. В этих обстоятельствах, естественно, нельзя и думать о восстановлении размена, тем более что с прекращением его в продолжение столь долгого времени в самом народе уже не находится никаких звонких монет, кроме мелких серебряных. Немедленное осуществление размена кредитных билетов за счет фонда не выполнило бы задачи введения металлического денежного обращения в пределах всей России, и выпущенное в обращение золото было бы только вывезено за границу. При понижении курса металлическое денежное обращение не могло бы иметь уже места, так как государственное казначейство принимает звонкую монету в платежи не по той цене, которая существует на бирже, а по нарицательной ее стоимости.
Итак, размен в настоящее время не только представляется неправдоподобным по состоянию средств разменного фонда, но и не достиг бы своей основной цели - восстановления денежного обращения в России. Кроме того, восстановление денежного обращения при настоящем курсе кредитного рубля явилось бы новой несправедливостью, новым налогом, но налогом обратным. Выпуск кредитных билетов, уронив ценность рубля, облегчил бы всех должников, но обременил всех кредиторов, начиная с лиц, получающих содержание, ибо с падением курса возвысились бы цены на все предметы, даже на предметы первой необходимости. Естественно поэтому, что положение вещей представляется ныне в несколько другом виде, чем в 1862-1863 годах: тогда для восстановления ценности кредитного рубля оставалось покрыть всего 12% лажа, теперь этот лаж составляет уже 33%. Если бы даже и нашлись средства обменять все кредитные билеты на звонкую монету по нормальному курсу 4 франка за рубль, то после сорокалетнего прекращения размена, бесспорно, нажились бы одни только кредиторы, а дебиторы пострадали бы.
Поэтому во всех странах, где прибегли к одному из самых опаснейших средств удовлетворения чрезвычайных государственных потребностей - к выпуску бумажных денежных знаков, восстановление металлического обращения оказывалось возможным только по истечении сравнительно короткого периода со времени принятия этого способа. Так, например, в Англии принудительный курс банковских билетов существовал всего 18 лет, после чего Английский банк открыл размен их и восстановил металлическое обращение. То же самое мы видим и в Америке: государство тотчас же по окончании войны приняло самые энергичные меры к погашению своего долга и в короткое сравнительно время восстановило денежное обращение на металлическом основании. Наконец, последний пример дает нам Италия, где принудительный курс оставался тоже не долее 17 лет. Прекращение размена, объявленное в силу особого закона в 1866 году, было снова восстановлено в 1883 году. Что касается Австрии и России, где, собственно говоря, никогда не было свободного и правильного размена и где прошло уже несколько десятков лет принудительного денежного обращения, мы не видим и вряд ли можем увидеть окончание этого периода. В Австро-Венгрии тем не менее бумажное денежное обращение теряет против металлического всего лишь от 12 до 14%, а в последнее время даже менее. При сравнительной ограниченности размеров бумажного денежного обращения в Австрии при более развитых торговых сношениях ее с другими державами есть надежда на восстановление в этой стране металлического обращения, причем в настоящее время уже составлен соответствующий проект. Что же касается России, то после с лишком тридцатипятилетней приостановки размена кредитных билетов вряд ли можно ожидать быстрого восстановления у нас прочного денежного обращения. В том положении, в каком мы находимся в настоящее время, можно сказать с уверенностью, что при первом же политическом замешательстве для России не останется другого финансового способа, как вновь прибегнуть к выпуску кредитных билетов.
Весьма серьезным препятствием к устройству денежного обращения на правильных основаниях является недостаточная самостоятельность нашего центрального эмиссионного кредитного учреждения - Государственного банка. История финансов других государств учит, что если чрезвычайные выпуски банковских билетов с приостановкой размена их и служат крайним средством в минуту острой государственной нужды, как было, например, в начале 70-х годов во Франции, то везде, где денежное обращение могло быть восстановлено в скором времени по прекращении войны или затруднительного финансового положения, билеты эти выпускались банковыми учреждениями, а не самим правительством, которое становилось, так сказать, должником банка, отнюдь не прибегая к самостоятельному выпуску бумажных денег.
Правильное отношение государства к частным банкам побуждало правительство принимать меры к скорейшей уплате своих долгов центральным банкам по соображениям чисто государственного порядка, вытекавшим из интересов народного хозяйства, и, понятно, вовсе не из покровительства личным интересам учредителей или акционеров банка. Так, во Франции, где во время войны выпущено было билетов для покрытия позаимствований государственного казначейства на сумму до двух миллиардов четырехсот миллионов франков, весь этот долг был тотчас же по окончании войны рассрочен на восемь лет, причем само правительство признало государственно полезным делом предупредить срок уплаты задолженных сумм и погасить их в первые же четыре года для того, чтобы привести расстроенное денежное обращение в порядок и нормальное положение.
Напротив того, там, где правительство само выпускало билеты или банк находился в распоряжении правительства, я не знаю почти ни одного примера восстановления разрушенного денежного обращения. И это совершенно понятно: беспроцентный долг правительства по выпущенным им для своих надобностей кредитным билетам является, по русскому выражению, долгом самому себе, а потому нет надобности и выплачивать такой долг путем заключения процентных займов или других каких-нибудь жертв. Подобный взгляд знаменует собою одно из самых грубых отношений к совершению займов.
Следует, впрочем, заметить, что мысль об устройстве казенных центральных банков и банков в руках правительства существовала и между учеными, и между практиками. В Англии, в записке покойного экономиста Рикардо, был найден проект, предлагавший, чтобы английское правительство взяло в свои руки заведование Английским банком, взамен частной компании, которая ведет и поныне это дело. В известном отношении не могло, конечно, не казаться привлекательным предоставить правительству располагать громадными капиталами банка, пускать их в торговые обороты и пользоваться процентами для государственных надобностей, избегая посредничества частных торговых учреждений, извлекающих таким путем значительные барыши. Проект Рикардо был рассмотрен в особой парламентской комиссии, состоявшей из первейших банкиров, и комиссия пришла к единогласному заключению, что нет ничего опаснее, ничего вреднее для государственных интересов, как передача банка в руки правительства. Между прочими своими соображениями комиссия указывала, что как бы ни было морально правительство в своих намерениях, никогда оно не внушит публике убеждения, что в случае затруднения оно не употребит во зло право выпуска кредитных билетов, тогда как всякое частное учреждение, будучи принуждено к размену силой закона, потерей капитала и расстройством всего денежного рынка, никогда не решится, при известных условиях надзора со стороны правительства, прибегнуть к нарушению закона о выпуске билетов. В случае если бы силою обстоятельств частный центральный банк вынужден был под влиянием правительства сделать выпуск своих билетов с присвоением им обязательного курса, то правительство всегда рассчитается с частным учреждением гораздо скорее и правильнее, нежели погасит свой собственный долг. Поэтому мысль Рикардо была совершенно отвергнута английским парламентом.
В Италии во время принудительного курса тоже возникала идея относительно создания правительственного центрального банка, но парламент, несмотря на все, постоянно отвергал ее, находя, что осуществление подобного предложения являлось бы одним из опаснейших средств для правительства и лучшим способом разрушить доверие в народе к обязательным денежным знакам.
В Германии после политического ее объединения признано было необходимым приступить к реформе кредитных учреждений и к замене частных банков, существовавших в разных королевствах и пользовавшихся правом выпуска своих билетов, центральным банковым учреждением. Это последнее было создано в виде Reichsbank-а, подчиненного надзору правительства, но действующего в качестве частного акционерного предприятия. Капитал банка составлен не из одних правительственных средств, но и из взносов частных акционеров. Германское правительство приняло, таким образом, участие в создании банка и наблюдает за его деятельностью, но не сделало его своим финансовым учреждением. Недавно возник вопрос о передаче имперского банка в полное заведование казны, но мера эта была отвергнута.
Замечательным намеком в нашей истории на целесообразность обособления банков от государственного казначейства является указание по этому предмету в наказе Императрицы Екатерины II. Она говорила, что в государстве самодержавном гораздо лучше устроить банк в ведении какого-нибудь благотворительного или учебного заведения, дабы народ и публика понимали, что средства, доверяемые этому банку, не будут обращаемы на другие расходы, кроме тех, которые предоставлено производить ему уставом. К сожалению, несмотря на приведенный взгляд просвещенной Императрицы, мы видим, что в настоящее время из числа государств, признаваемых образованными, только в России существует чисто государственный или правительственный банк.
Как было уже мною сказано раньше, при разработке предположений о преобразовании Коммерческого банка выдвигалась мысль, что учреждаемый вместо него Государственный банк ради пользы всего государства должен быть построен на акционерных началах и совершенно отделен от государственного казначейства. Однако мысль эта, имевшая в виду предоставить регулирование денежного обращения в государстве частному учреждению, казалась тогда многим даже антимонархической: в подобного рода учреждении видели ограничение верховной власти монарха. Такое совершенно ложное убеждение, отвергая всякую возможность устройства акционерного банка, в то же время воспрепятствовало созданию хотя бы и правительственного банка, но на вполне независимых от финансового управления началах. Вся история Государственного банка показывает с очевидностью, что там, где карман государственного казначейства не был отделен от карманов частных клиентов банка, нужды государственного казначейства всегда имели преимущество над нуждами торговли и промышленности. Правда, в уставе банка намечено было некоторое отделение его операций от чисто казенного финансового управления. Так, согласно уставу казначейство не может делать позаимствований из банка на свои расходы. Признание этого положения в России представляло значительный шаг вперед, но тем не менее фактическое оставление банка в руках министерства финансов доказало несбыточность самых благих намерений.
Результаты деятельности Государственного банка за все время его существования были, можно сказать, благоприятные. Ни в одном из старейших государств не было такого сильного развития кредита, какое мы встречаем в России с 1860 года. При самом устройстве банка, как бы в знак отделения его от государственного казначейства, назначено было обращать все прибыли банка не в ресурсы государственного казначейства, а на погашение долга последнего банку; правительство, так сказать, имело в виду рассчитаться с банком по мере развития его операций. Вместе с тем на банк, как известно, возложена была ликвидация всех счетов бывших кредитных установлений при одновременном ведении собственных операций для развития торговли и промышленности. Но что же мы видим в действительности Не прошло и тридцати лет, как мало-помалу все особенности учреждения Государственного банка начали стушевываться силою вещей. Прибыли Государственного банка стали поступать в ресурсы государственного казначейства и сделались одним из прямых источников ежегодных государственных доходов, так что функции банка исполняет, в сущности, не независимое кредитное учреждение, хотя бы и правительственное, а государственное казначейство.
...Обращаясь в заключение к общим выводам относительно настоящего состояния нашего денежного обращения и мероприятий к его упорядочению, я прежде всего должен самым решительным образом подчеркнуть, что все колебания курса нашего рубля, постоянное изменение в цене, непрочность той единицы, которая считается общим платежным измерителем, влекут за собой постепенно увеличивающееся и препятствующее всякому правильному развитию торговли и промышленности зло. При изменяющихся курсах не может быть правильной торговли, не может быть правильного расчета, нельзя заранее учесть с необходимою точностью, что стоит такой-то товар, за что можно его продать, а подобная неопределенность придает всякой торговой сделке спекулятивный характер. Правда, указанное мною зло от курсовых колебаний не бросается резко в глаза, а потому многие хотя и сознают его существование, но успокаивают себя тем, что для внутреннего обращения курс не имеет значения, что во внутренних оборотах мы по-прежнему платим кредитными билетами, а бирже, как спекулятору, до курса нет дела.
Между тем при внимательном рассмотрении бюджета мы увидим, сколько приплачивает государство на курсе. А какой ущерб несут, кроме того, частные лица в расчетах по покупке-продаже иностранных товаров, по заграничным поездкам и т.п. Все эти потери, бесспорно, превосходят возможные пожертвования на какие-либо займы, нужные для восстановления курсов. Но независимо от сказанного продолжавшийся столь долгое время непорядок в денежном обращении производит еще другого рода зло, а именно невозможность восстановления нарицательной стоимости кредитной единицы. Единственная мера, которая может казаться желательной у нас при настоящих условиях, заключается в упрочении какого бы то ни было курса, но достижение этой цели невозможно без девальвации и поддержки результатов последней на будущее время. В 1843 году мы прошли уже девальвацию, и что же? Представляющий этот рубль кредитный билет равняется вновь 67 коп. при самом лучшем состоянии настоящего времени.
Бесспорно, упрочение курса рубля с производством девальвации, т.е. уменьшения ценности его до 67 коп., требует тоже весьма серьезных мер; недостаточно обменивать существующие кредитные билеты по 67 коп. за рубль, надо вселить доверие, что все новые рубли будут стоить постоянно 67 копеек. А это невозможно без устройства банка вполне независимого, совершенно отделенного от казенного управления.
Но сверх того восстановление металлического денежного обращения потребует значительного усиления средств разменного фонда. Как мы видели, прежний долг казначейства по кредитным билетам, не говоря уже о временных билетах, которые могли бы быть погашены путем продажи переданных банку ценностей, требовал для полного своего обеспечения свыше 560 млн. руб. золотом. Хотя при девальвации сумма эта и должна несколько понизиться, но все же необходимый для производства размена заем достигнет нескольких сот миллионов рублей и, бесспорно, превысит средства как государственного кредита, так и международного рынка. Не следует забывать, что заключение большинства наших займов сопровождалось условием держать предоставленные нам деньги за границей. Поэтому если бы иностранные денежные рынки согласились снабдить нас золотом на соответствующую сумму, что при нынешнем процветании государственного кредита является, может быть, и сбыточным, то во всяком случае такой заем был бы совершенно неисполним при условии привоза этой суммы в пределы России. Правда, все огромные займы последних лет, или так называемые конверсии, пожалуй, превышали потребные ныне для восстановления размена средства, однако займы эти сводились главным образом к обмену одних бумаг на другие, а не к передаче столь значительного металлического фонда в распоряжение русского правительства. Я полагаю, что заем в несколько сот миллионов рублей золотом был бы неосуществим ни разом, ни постепенно: не дадут даже 100 млн. руб. золотом. В подтверждение правильности этого мнения можно припомнить затруднения, которые встретило итальянское правительство при заключении последнего займа в размере 634 млн. франков, или 174 млн. рублей. Даже эту сумму оказалось возможным доставить только в течение двух лет, и то не целиком в золоте, а частью серебром, частью золотом. При нынешнем положении запасов золота за границей нельзя вообще рассчитывать на перемещение крупного золотого капитала. Но если даже допустить возможность привоза нами в Россию приобретенной путем займа суммы отчасти в золотой монете, отчасти в серебряной, то при той разнице, которая существует между ценностью обоих металлов, бесспорно, и этот заем не достиг бы предлагаемой цели. Ввиду этого у нас высказывается иногда предположение, что, так как в России единицей считается серебряный рубль, то восстановления размена возможно было бы достигнуть путем приобретения значительной массы серебра, которое достать легче с европейских денежных рынков, чем золото. Не подлежит сомнению, что в настоящее время кредитные билеты можно было бы сделать разменными на серебряную монету, но построенное на таких основаниях денежное обращение было бы не более как своего рода девальвация кредитного рубля на серебряные деньги или на такой товар, который все же не может служить международной торговой единицей. Серебро точно так же обращалось бы у нас по 67 коп. золотом за рубль, как и кредитные билеты, так что вся реформа заключалась бы только в замене бумажек неудобной для обращения монетой. Затем, если бы пришлось сделать подобного рода девальвацию, представляющую преимущества перед девальвацией на новые бумажные знаки, то необходимо было бы во всяком случае озаботиться соответствующим денежным устройством. А так как всякое денежное устройство предполагает выпуск кредитных билетов, то и эта реформа окажется плодотворной лишь при переустройстве Государственного банка с обеспечением ему независимости от финансового управления.
Материал подготовлен Департаментом внешних и общественных связей Банка России